М. Бейлькин, М. Пашков (г. Челябинск)

Современное общество привержено гетеросексизму, в рамках которого "гетеросексуальность рассматривается как единственная приемлемая форма сексуального поведения” ( Blumenfeld and Raymond , 1988). Это влечёт за собой формирование у основной массы представителей сексуального большинства неприязни, презрения и даже ненависти к геям в сочетании со страхом перед нестандартной сексуальностью. В свою очередь, гомофобия общества приводит к развитию интернализованной (усвоенной) гомофобии у лиц с однополым влечением. "Социализация любого гея предполагает интернализацию того унижения, которое он переживает” ( Isay , 1989). "Это может проявляться в широком диапазоне признаков – от склонности к переживанию собственной неполноценности, связанной с проявлением негативного отношения окружающих, до выраженного отвращения к самому себе и самодеструктивного поведения” ( Gonsitorec and Rudolph , 1991).

Приведенные фундаментальные понятия, определяющие суть взаимоотношения "ядерных” гомосексуалов с обществом и объясняющие механизм их невротического развития, ставятся под сомнение некоторыми исследователями.

Убийственной критике подверглась концепция интернализованной гомофобии. Риктон Нортон считает её спекуляцией, придуманной психоаналитиками и некритически подхваченной социологами. В доказательство он ссылается, во-первых, на "эмпирическое исследование, проведенное в конце 1980-х и начале 1990-х годов, продемонстрировавшее, что чувство собственного достоинства геев отнюдь не ниже, чем у гетеросексуалов, а у лесбиянок оно даже выше, чем у гетеросексуальных женщин” . Во-вторых, он обращается к историческим фактам, язвительно замечая: "Это правда, что гомосексуалы в течение различных периодов чувствовали страх перед обезглавливанием, повешением или публичным унижением, но это – разумные опасения. <…> В 1707 г. в ходе систематических рейдов и провокаций было арестовано более сорока мужчин-проституток, трое из которых повесились в тюрьме в ожидании суда, а один перерезал горло бритвой. Схожие примеры найдены в записях начала 18-го столетия в Амстердаме и Париже. Стыд перед публичным бесчестием руководил этими самоубийцами в большей мере, чем интернализованная ими вина. <…> В конце 19-го и вначале 20-го столетия Хиршфельд собрал истории 10000 гомосексуалов и лесбиянок; 25% из них из-за угрозы юридического преследования совершили попытку самоубийства; многие думали о её осуществлении. Люди носили с собой яд, чтобы убить себя в момент ареста. Это не соответствует модели интернализованной гомофобии” . Наконец, Нортон полагает, что тема "самоуничижения геев” – скорее, литературный приём писателей-гомосексуалов, чем факт их реальной жизни.

Узкие специалисты не владеют пониманием всех аспектов гомосексуальности в равной мере. Когда речь заходит об однополой любви у представителей разных эпох и народов, врач доверяется историку и этнографу. Понимание медицинских аспектов "ядерной” гомосексуальности также требует специальных знаний и навыков, которыми Нортон, не будучи врачом, не располагает.

Сам факт того, что боязнь публичного позора может стать причиной самоубийства, ни в коей мере не служит аргументом против существования интернализованной гомофобии. Кроме того, нельзя сводить все суициды гомосексуалов к одной-единственной причине. Многие пациенты сексологического центра, ранее совершившие попытку покончить с собой, решились на этот роковой шаг отнюдь не из-за интернализованной ими гомофобии. Депрессия могла быть вызвана изменой партнёра или несчастной любовью, особенно если избранником гея был гетеросексуал. Гомосексуалы часто подвергаются в местах лишения свободы изнасилованиям и истязаниям со стороны других заключённых, что также может привести к суициду.

Не исключает наличия интернализованной гомофобии и гордость по поводу собственной сексуальной ориентации, часто декларируемая "ядерными” гомосексуалами. Примером тому могут служить публикуемые ими объявления. Молодой человек, назначающий встречу возможному партнёру, рисует собственный образ в таких радужных тонах, что никому и в голову не придёт заподозрить его в низком уровне самоуважения. Но его уличает презрение к тем, кого он называет "женственными, манерными, склонными к полноте” и т. д., словом, ко всем, кого он наделяет признаками, считающимися типичными для гомосексуалов. "Всех подобных прошу не беспокоится!” – с неожиданной и неоправданной агрессивностью заканчиваются такие публикации. Адекватнее было бы просто указать, что речь идёт о поисках активного партнёра, внешне непохожего на гея. Поток упрёков и оскорблений в адрес незнакомого человека нелеп; он свидетельствует о том, что авторы подобных объявлений проецируют на своих корреспондентов те признаки "голубизны”, которые они презирает и в самих себе, и в геях вообще. Словом, речь идёт о той самой интернализованной гомофобии, о которой сами авторы публикаций и не подозревают, но которая делает их в полной мере невротиками.

Похожим образом обстоит дело и с литературными произведениями геев. Бесчисленные сексуальные авантюры Дмитрия Лычёва, автора армейских мемуаров, носят характер аддиктивной зависимости (напоминающей наркотическую); они опасны и бессмысленны. Точно такие же похождения стоили жизни его знакомому гею. Дима гордится принадлежностью к гомосексуалам; он полагает, что человечество обязано своим прогрессом в первую очередь им. Он обожествляет мужские гениталии крупных размеров и их владельцев, наделённых половой неутомимостью. Но, как только ему удаётся выступить в активной роли самому, благоговейное отношение к партнёру сменяется чувством презрения к нему. Так же уничижительно относится Дмитрий и к своим друзьям-геям, именуя их "педовками” . Словом, вопреки декларируемой Лычёвым "гомосексуальной гордости”, сомневаться в гомофобии, интернализованной им, не приходится.

Нортон, отождествляя интернализованную гомофобию с эго-дистонической формой девиации, не находит подобного тождества в литературных произведениях гомосексуалов. На этом основании он заявляет, что идея интернализованной гомофобии – приём рационализации, "помогающий геям принимать себя такими, какие они есть” , но не имеющий ничего общего с действительностью.

Реальность, однако, вносит существенные коррективы в концепцию Нортона: эго-дистоническое отвержение собственной гомосексуальной идентичности – лишь частный случай интернализованной гомофобии, свойственный 26–28% геев. Гораздо чаще наблюдается своеобразная амбитендентность: сознательно однополое влечение расценивается геями как важная и неотъемлемая составная их личности; неосознанно же оно презирается и осуждается, особенно если речь идёт о пассивной роли. Подобная амбитендентность, порождённая интернализованной гомофобией, свойственна 60–65% "ядерных” гомосексуалов. Она объясняет невротические формы их психологических установок и полового поведения: аддиктивность, промискуитет, интимофобию и т. д. Трагический парадокс заключается в том, что гомофобия сексуального большинства, формируя интернализованную гомофобию у геев, обрекает большинство из них на незрелость половой психологии. А анонимный деиндивилизированный стереотипный секс геев, их "туалетные тусовки”, садомазохизм и интимофобия, в свою очередь, подогревают гомофобные настроения в обществе.

Разумеется, речь при этом идёт о рационализации, поскольку, обличая геев в разврате, "борцы за нравственность” обычно забывают, что гетеросексуальная часть общества греховна ничуть не менее гомосексуальной.

Сомневаться в невротической подоплёке гомофобных установок не приходится. Но насколько правомочно применение медицинского термина "гомофобия” к обществу в целом? Уместна ли аналогия между обществом, хотя бы и "больным” , согласно метафоре Э. Фромма (1988), и пациентом, проходящим лечение у врача? Многие авторы сочли более приемлемыми такие термины, как "гомонегативизм” ( Hudson and Rickets , 1980), "стыд, связанный с гетеросексизмом” ( Neison , 1990), "антигомосексуальные предрассудки” ( Herek , 1991). Доменик Дейвис (2001) нашёл изящный компромисс: он предлагает говорить об " антигомосексуальных предрассудках общества” сохраняя понятие " гомофобия ” , когда речь идёт о конкретных его представителях, страдающих невротическим неприятием гомосексуальности. И всё же остаётся открытым вопрос – так ли уж далеки от патологии весьма распространённые антигомосексуальные предрассудки, представляющие собой устойчивое иррациональное искажение общественного сознания, сопряжённое с яркой негативной окраской? Мало того, общество создаёт социальные институты осуществляющие дискриминацию геев и лесбиянок; гомосексуалов окарикатуривают и демонизируют в СМИ и даже в Думе; иными словами, следует говорить об институционализированной гомофобии.

Очевидно также, что попытки объяснить природу гомофобии лишь социокультурными традициями, явно неубедительны. Заметим, что, вопреки распространённым убеждениям, она наблюдалась даже в рамках античной культуры, максимально толерантной к гомосексуальности. Недаром Алексей Зосимов (1995) полагает, что "гомофобия – не просто предрассудок”.

Разгадка кроется в двойной природе гетеросексизма. С одной стороны, эта система сложилась исторически, адаптировав множество элементов, имеющих чисто социальный характер. Вместе с тем, было бы ошибкой игнорировать и её биологические корни. Всё-таки мозг гетеро- и гомосексуалов устроен по-разному. Гетеросексуалу, даже очень далёкому от гомофобных предрассудков, чужды многие эмоциональные и эстетические аспекты мироощущения, биологически свойственные "ядерным” гомо- и бисексуалам. Похоже, система гетеросексизма вряд ли может быть полностью преодолена. Очевидно также, что при необходимости компромиссов с обеих сторон, "ядерные” гомо- и бисексуалы вынуждены адаптироваться к жизни общества, где большинство мыслит и творит в рамках гетеросексуального мироощущения.